"На крыше школы установили пулемёты и положили четверых". Тракторист из Суджи семь месяцев спасал стариков. Жена "партизанила". Чиновники об этом не говорят
Село Казачья Локня в Суджанском районе наши освободили 11 марта. Но отголоски тех дней до сих пор слышны. Оккупанты ВСУ превратили населённый пункт в укрепточку. Именно в Казачью Локню стекались подразделения противника, разбитые русскими бойцами. Пережившие семь месяцев оккупации местные жители вспоминают, как гудело небо от снарядов и дрожала земля. Вся надежда была на Бога да на местного тракториста Виктора Клюева.
Виктор Клюев из Казачьей Локни не эвакуировался в страшные августовские дни. Во-первых, не привык отступать со своей земли. Во-вторых, стали Виктор Геннадьевич и его жена Наталья хранителями одиноких стариков. Четверть века назад он бежал на историческую Родину, в Россию, из Киргизии, спасаясь от геноцида. Знает, почем фунт лиха.
6 августа неподалеку от села бахало и бухало. Клюев пришел на работу, но начальство всех отпустило по домам. Загрузились в автомобиль, доехали до друзей в Большесолдатском. Переночевали. Утром проснулись: а куры как? А поросята? И поехали с женой домой.
Здание местной школы оккупанты превратили в редут. Сломали кровлю и установили на чердачном этаже пулеметы. Снизу им кричали местные мужички: мол, чего творите?
Они и положили из пулеметов этих четверых. Здание школы, поликлиники, местной администрации оккупанты забивали оружием – автоматами, минами, гранатами. Машины подвозили провиант. Под храмом успели вырыть убежище. На моей улице стояла толпа солдат, по-украински переговаривались. Я тогда понял: всё, мы попались. Выехать никому уже не давали.
Курским журналистам Клюев рассказал, что первыми в Суджанский район зашли каратели, настоящие звери. У них на улице стояли экипажи немецких наёмников. Оккупанты разграбили все магазины. Угоняли грузовые автомобили, тягали из опустевших домов бытовую технику, забирали золото.
У тракториста вэсэушники забрали ладу-"семерку". Заскочили во двор в масках, с пистолетом. Сначала потребовали бензин. Нацедили последнее, солдат возле виска пистолет держал. А через три дня забрали машину.
Смотрю на свою "рабочую лошадку", а вэсэушник меня прикладом в спину припечатал, я вырубился минут на сорок. И последствия от удара до сих пор ощущаются. Они знают, куда бить. Очнулся, солдат меня спрашивает: "Ну, что, отдашь машину?" – "Да берите вы всё, что угодно". Они и уехали на ней.
Улицы Казачьей Локни оккупанты делили, как в игре в ножички, вспоминает тракторист. На воротах писали номера бригад.
Со стороны нашего двора какие-то страшные изверги стояли. Рисовали на воротах красным какие-то кресты, головы с глазами. Перед бегством в марте "рисунки" зачистили и закрасили. Ночами на грузовиках в хаты завозили оружие и боеприпасы. И траншеи копали по ночам, готовили обманки.
В вырытые ямы укладывали пушку-"пустышку". Днем дуло поднимали в небо. Если реакции наших не было, ничего не прилетало, они загоняли в яму настоящую пушку и били по нашим. Ставили орудия близ домов, в которых люди жили. Подкопы рыли под домами, забивали оружием. У них были печечки небольшие, вспоминает Клюев. С едой проблем не было никогда, заграничная снедь вся – колбасы, сыры.
Тракторист вспоминает, что по деревне гоняли внедорожники с нарисованными немецкими крестами. Живших в оккупации предупреждали: видите на автомобилях такие опознавательные знаки, носа не высовывайте.
Я раз попался им на глаза. Поросят заколол, нес мясо детям по соседству. Носил еду в три-четыре семьи. И вот меня эти, со знаком немецким, остановили, обыскали. При мне всегда паспорт был. Оккупационный украинский "аусвайс" я не делал, не нужна мне эта бумажка.
Один из экипажа с нацисткой свастикой проверил документ, потом поднял на него мутные накуренные глаза. Сказал, ладно, дед, пока живи.
А потом к нам зашли немцы, настоящее гестапо, 12 человек, с автоматами. Все одного роста, в масках. Устроили тщательный обыск, долго проверяли документы. У них молотки, кувалды. В соседних домах разносили всё в клочья. Я перед ними двери распахнул: заходите, зачем ломать. А на стенке – армейский снимок сына. Один пальцем ткнул: сейчас фото сделано? Нет, говорю, давнишнее. Они тряпочкой снимок прикрыли. А у соседей зять на СВО воевал. Не понимаю, как они об этом узнали, но хату их спалили дотла.
Виктора Клюева называли "киргизом" за то, что 25 лет назад он переехал в Россию из Киргизии.
Как-то незаметно супруги Клюевы стали патронировать брошенных стариков. Первым "пациентом" стал лежачий сосед Гриша. Его не взяли в эвакуацию. Узнал о нем Виктор Геннадьевич случайно, когда кормил в его дворе брошенных кур.
Смотрю, кто-то в окошке рукой машет. Мы уцепились за этого деда – как бросишь? Человек с характером, мяса требовал. Резал уток, кормили его. А потом бабушки появились: погорелицы, бездомные. У меня сарай был крепкий, большой. Печку туда поставил, там все мы с ними и жили. Жена помогала – шла и делала, тянула, помогала. Хоть и мелкая у меня она, а шустрая. Дисциплину держала. И постоялицы наши помогали. Дровишки складывали, подметали.
С едой проблем не было. Хозяйство выручало, и жена Наталья "партизанила".
С тачкой она подходила к украинским окопам и, пока там никого не было, загружала снедь. Колодцы мы чистили, они забиты были трупами животных. Пока не очистили, пили из речки. Варили в большом казане. Как бомбили, лезли все в погреб, бабушек вперед пропускали. Когда наши наступали, одна из пожилых постоялиц умерла, сидя на стуле. Мы ее хоронили под бомбежкой. Одного человека погребли на огороде, уже не было возможности на погост пробраться.
В марте Клюевых вывезли в Курск. Совесть тракториста спокойна: несмотря на несколько утрат, более 15 спасенных им человек выжили, дождались наших.
У нас было радио, мы его слушали. Иногда оккупанты включали глушилки. Но главное-то мы знали – русские идут. В начале марта украинцы побежали. Били-стреляли по ним. По первому дню мы поняли, что началось наступление. А потом пришли наши. Очень хотелось жить. Увидеть сына, внука. Это и держало.
Куряне просят наградить Клюевых за милосердие и мужество.
Нам просто хочется, чтобы ему сказали спасибо. За то, что не дал умереть нашим родителям от холода и голода.
Тракторист Виктор Клюев вспоминает, что даже украинцы их спрашивали: "А как вы не боитесь?"
А чего нам бояться? Мы дома. Вокруг моей хаты восемь прилётов было, сарай весь в дырах. Я думаю, что Бог видит правду. Значит, не просто так я остался, нужен был. Русские все такие, нас запугать невозможно.
Источник: vk.com
