Сегодня исполняется пять лет с момента назначения Михаила Мишустина главой российского правительства. Срок немалый, а если судить по меркам тех испытаний, которые выпали на долю России и всего мира в эти годы, то поистине огромный. Причем успехи в работе правительства не только имели значение для нашей страны, но и проецировались вовне, содействуя упрочению международного положения Российской Федерации и выводя ее в мировые лидеры по целому ряду параметров, включая существенную роль — на уровне дореволюционной России — в обеспечении глобальной продовольственной безопасности.
Достаточно упомянуть глобальное испытание ковидом, которое Россия прошла лучше многих стран Запада, заодно укрепив материальную основу национального здравоохранения. Страна задействовала собственные ресурсы и помогала многим за рубежом, в том числе поставками вакцины. В отличие от США, где администрации Трампа и затем Байдена прибегли к печатному станку: эти 3,5 и 3,0 триллиона долларов покрыли 50 процентов расходной части федерального бюджета в два ковидных года.
Главное достижение, безусловно, состоит в том, что Россия уверенно вступила в навязанный нам Западом конфликт на Украине. Планировавшийся в Вашингтоне блицкриг провалился на поле боя и на экономическом фронте, который имел не меньшее значение, чем в годы Великой Отечественной войны. Запад рассчитывал обвалить рубль и всю российскую экономику посредством «санкций из ада», а это свыше 20 тысяч ограничительных мер беспрецедентного для современной истории характера, включая замораживание валютной части российских ЗВР — в нарушение не только государственного суверенитета, но и освященного западной пропагандой права собственности.
По сути, речь шла о тотальной экономической войне Запада против России, которая имела целью ни много ни мало обеспечить «смену режима» и затем расчленение нашей страны. Другими словами — победно завершить многовековой конфликт Запада с Россией, а с этим и убить надежду всего незападного мира на освобождение от неоколониальной зависимости.
Устояв под этим натиском, Москва вынудила Запад признать очевидное для многих непредвзятых наблюдателей — определяющую роль реального сектора в исчислении ВВП. МВФ в порядке объяснения, почему Россия не пала экономически, пересчитал ВВП ведущих стран мира по паритету покупательной способности. В итоге Россия вошла в четверку лидеров вместе с Китаем, США и Индией. Деривативные накрутки финансового сектора западных стран обнажили реальную, а не надуманную «табель о рангах» мировой экономики. И в этом был кумулятивный итог всей экономической политики российской власти последних 25 лет, удержать и нарастить который выпало правительству Мишустина.
Именно устойчивость экономики подкрепила статус России как глобальной державы, но не по требованиям эпохи холодной войны с ее идеологическим противостоянием, а на качественно новой технологической основе с ее императивами по части инновационного развития. Последнее сопоставимо с технологическими прорывами двух первых послевоенных десятилетий в Советском Союзе.
Потребности СВО выявили огромный мобилизационный ресурс российской экономики, что признал британский The Economist. Наращивание производства на предприятиях ВПК, подчас многократное, стало существенным фактором общего экономического роста в стране (3,9% в 2024 году) и снижения безработицы до исторического минимума. Следующий вызов — превращение восстановления новых российских регионов в источник экономического роста.
Экономика России вышла на уровень мощного фактора обеспечения национальной безопасности (более того, элемента комплексной стратегии сдерживания любого потенциального агрессора — наравне с ракетно-ядерным потенциалом), причем куда более убедительного для западных элит, привыкших мыслить категориями экономического и технологического могущества. Наша экономическая устойчивость обеспечила пространство и время для того, чтобы сработал санкционный бумеранг, ударивший по самому Западу, прежде всего Евросоюзу.
Трудно переоценить важность внешнеэкономической части нашего стратегического «разворота на Восток» — в направлении незападного мирового большинства, участия в том, что получило на Западе название «гонки за Глобальный Юг». Это и расширение и углубление БРИКС и ШОС с их активной работой по созданию альтернативных западным площадок и механизмов многостороннего сотрудничества, включая сферу международных расчетов, и возвращение в Африку.
Наконец, если брать совокупный геополитический эффект экономической работы кабинета Мишустина, то наглядной иллюстрацией тут служит широкий и, надо признать, креативный стратегический маневр новой администрации США, наметки которого нашли отражение в последних высказываниях Дональда Трампа. Моделируется новая политическая география Северной Америки, включая Канаду и Гренландию под прямым контролем Вашингтона, которая повторяет географию России в Восточном полушарии с ее широким выходом в Арктику. Трудно не усматривать в этом готовность Трампа к состязательному сосуществованию с Россией на равных по размерам территории и запасам полезных ископаемых.
Налицо то, что ИМЭМО в своем последнем ежегодном прогнозе назвал «усилением автономии американской экономики». Если это и есть искомый ответ Вашингтона на вызов многополярности, то можно говорить о давно назревшем переходе США от сдерживания соперников к воссозданию основ своей конкурентоспособности в новых границах с локализацией критически важных производств.
Трудно сказать, с какой Америкой нам придется иметь дело после такой откровенно имперской перенастройки Вашингтоном своей внешнеполитической системы координат. К тому же это будет непростой процесс со многими неизвестными, включая состояние самого американского общества, реакцию родственных консервативных, но национально ориентированных политических сил союзников США, а также дальнейшее утверждение многополярного миропорядка на межцивилизационной основе. Маски сброшены, но это вовсе не снимает проблемы врожденной агрессивности англосаксонских элит, включая сохраняющиеся у них инструменты санкционного давления, в целом их готовность использовать торгово-экономическую взаимозависимость как оружие. Неизвестно, как будут разыграны ими по ходу заявленных перемен такие стратегии, как сдерживание во всех его вариантах, в том числе через «вовлечение» и «разрядку», и жесткая транзакционная дипломатия.
Начавшийся 2025 год, судя по всему, даст старт новому глобальному проекту США. Об этом свидетельствуют все высказывания вновь избранного президента. Вместе с Трампом к власти приходит новая технократическая команда с горизонтом планирования минимум на 12 лет. Это предполагает коренную перестройку экономики Соединенных Штатов и жесткий передел мира в своих интересах. Впереди еще борьба за лидерство США в мире на новой технологической основе, что будет ставить перед нами задачи по еще более ускоренному экономическому и технологическому развитию с четко выверенными приоритетами.
Александр Яковенко
РИА Новости
Источник: ria.ru
