Однако братоубийственная война внесла свои коррективы. Спасаясь от войны, все, кто хотел и мог уехать на свою историческую родину, покинули Таджикистан. 850 тысяч человек оказались вынужденными переселенцами и беженцами.
Для того чтобы понять всю трагичность ситуации, достаточно одного лишь сравнения: столица республики была населена более чем на 4/5 русскими, на момент окончания войны в Душанбе из 500 тысяч осталось где-то в пределах 50— 60 тысяч человек.
Некогда цветущий всеми красками радуги край превратился в регион в огне и пламени. Краски музыки, любви и дружбы сменили черные цвета горя, боли и слез. Причем краски той жизни были другими, они не смешивались, были настоящими, неподдельными. И вся эта «палитра» — на фоне ярчайшего ультрамарина, в лучах теплого солнца. А наступившая реальность образно ассоциировалась с повсюду покрытым серым ковром из верблюжьей колючки. Стоило только рукой дотронуться до этого ковра, как сразу выступала кровь из раны… Гражданская война для населения республики была горем, замешанном на крови. Не будь очевидцем тех событий, поверить в происходящее, было бы делом совершенно невероятным.
Наступившее лето 1992 года стало временем настоящей гражданской войны, без каких-либо ограничений. Чтобы не путаться в пышных наименованиях формирований противостоящих сторон, население Таджикистана сторонников правительства в шутку прозвали «юрчиками», а оппозиционеров – «вовчиками».
Если отбросить партийно-политическую окраску, то в ходе гражданской войны в Таджикистане противники распределялись по кланово-местническому, территориальному принципу. Во времена Советского Союза Таджикистаном традиционно руководили выходцы с севера республики – ленинабадцы. Их номинально поддерживали выходцы из Кулябской области считавшиеся проправительственными, но на деле стремившиеся взять власть в свои руки. Они и стали «юрчиками».
Оппозиция во многом происходила из юго-западных районов страны – Курган-Тюбе и Пянджа, а также из Горно-Бадахшанской области. Жители Горного Бадахшана и Памира – исмаилиты по вероисповеданию, играли свою партию, стремясь быть независимыми от любой центральной власти. Кроме того, существовало еще множество местных группировок, а то и вовсе обычных банд. Всех их в народе прозвали «вовчиками».
Кошмару гражданской войны должна была положить конец 16-я сессия Верховного Совета РТ, которая открылась 16 ноября 1992 года во дворце культуры колхоза им. Урунходжаева Худжантского района. На сессии присутствовали не только депутаты — были приглашены руководители регионов, представители общественных организаций, зарубежные дипломаты и журналисты.
Была реанимирована, парализованная до этого, государственная и политическая власть, как в центре, так и в регионах и глубинке. Эта власть получила поддержку ближних и дальних стран и в первую очередь России, Узбекистана, Казахстана, Кыргызстана, Туркменистана, других государств СНГ, а также США, КНДР, Ирана, Пакистана, Турции, Индии и многих других стран.
Казалось, что удалось добиться прекращения братоубийственной войны, сохранить единство Таджикистана и заложить основы для восстановления мира и спокойствия в обществе. Однако надеждам на мир не суждено было сбыться, и война продолжалась.
Вспоминает Татьяна Михайлова:
Современный микрорайон, в одном из домов которого была родительская квартира, считался красивейшим из новостроек в городе. О его масштабе можно судить по расположенной в нем школе, где обучалось 3500 учеников, а 150 учителей дарили им свои знания. Отлаженная инфраструктура в микрорайоне не только радовала, но и вызывала чувство гордости за родной город.
Кто бы мог тогда подумать, что во время гражданской войны микрорайон окажется в эпицентре противостояния «вовчиков» и «юрчиков», став их «заложником».
К микрорайону примыкал кишлак, в котором у «вовчиков» располагался штаб, координирующий действия оппозиционно настроенной части населения. Вмиг захватить его не представлялось возможным. Подступы к кишлаку боевиками охранялись, часть дорог была заминирована. Но проправительственные силы решили любым способом обезвредить бандитов. И тогда в ход пошли градобойные пушки, которые размещались по другую сторону от микрорайона родителей.
Несмотря на то, что у противоградовых установок другое предназначение, «юрчики» стали их использовать как боевое орудие. А именно: пытаться прямым попаданием достичь «цели» — кишлака, в котором скрывались оппозиционеры. Ни опыта, ни знаний вчерашним школьникам, взявшимся за автоматы, безусловно не хватало. Действия производились с достаточной неэффективностью. Беспрерывно то там, то здесь взметались вверх выпущенные снаряды-болванки, которые словно ядра попадали в жилые дома, нанося зданиям значительный ущерб.
Одно такое «ядро» «разрезало квартиру пополам, как нож буханку хлеба». В первый момент после его попадания никто даже и не понял, что произошло. Едкий, плотный, пыльный туман, расползавшийся вдоль дома, поглотил картину происходящего. Когда жуткое оцепенение слегка миновало и прошли тягостные мгновения, показавшиеся тогда вечностью, все увидели страшную картину случившегося. Ванную комнату целиком вынесло из квартиры, а от ударной волны во всем пятиэтажном доме, состоящем из четырех подъездов, выбило стекла.
…Каждый раз, когда начиналась «бомбежка», все соседи нашего подъезда, а мы жили одной дружной семьей, скрепленной трудностями и радостями военной жизни, спускались в подвальное помещение, обустроенное папой под кладовку. В ней было три отдельные комнаты. Как рачительный хозяин папа провел туда свет, утеплил пол, установил стеллажи для хранения различной домашней утвари, консервации на зиму, заботливо приготовленной мамой. Кладовка была единственным местом, которое вселяло маломальскую надежду на выживание.
После очередной попытки «юрчиков» захватить кишлак ядра градобойной пушки все-таки достигли цели. Сразу же пламя и клубы дыма взмыли к небу, горели частные дома, смрадно чадил асфальт улиц и тротуаров, мгновенно, как спички, вспыхивали телеграфные столбы. Все это напоминало «огнедышащий вулкан». Многие постройки в кишлаке рухнули, изуродованные скелеты других страшно дымились. Стрельба в кишлаке то прекращалась, то начиналась вновь. «Вовчики» не сдавались. А для нас, мирных жителей, это означало, что окончание нашим страхам наступит еще не скоро.
Как правило, когда заканчивалась так называемая «бомбежка», начиналась «зачистка» жилых домов. Какие-то люди с оружием, палками в руках под личиной политической борьбы, якобы в поисках представителей оппозиции, могли ворваться в квартиры жителей. Все громить, крушить, грабить. Мирные жители создавали отряды ополчения, оказывали мародерам сопротивление, — одним словом, защищались как могли.
На тот момент моему сыну – Максимке было девять лет, однако он как-то быстро повзрослел. Что, собственно, и неудивительно: идет гражданская война. Сын как «Отче наш…» знал, как ему действовать, где он должен спрятаться, если вдруг в квартиру ворвутся вооруженные люди. В надежде, что самое безопасное укрытие для внука — мойка на кухне, дед с бабулей продумали ее обустройство до мелочей. И правда, кому могло бы прийти в голову искать ребенка под мойкой. Другое дело в шкафу или под кроватью. Безгранично любящие Максима дед с бабулей наставляли его, чтобы он не покидал это место ни при каких обстоятельствах, даже если в экстремальной ситуации все выйдет «из-под контроля». Что тогда они вкладывали в слово «все», — догадаться несложно. Их внучок в этой «схватке со смертью» должен был остаться в живых…
Столько лет прошло, а от этих воспоминаний до сих пор мороз по коже. Мне никогда не забыть, как у мамы сквозь горечь слез, отчаяние и немые молитвы с обескровленных ее губ срывался только один вопрос: «За что?» —и без ответа повисал в тревожной тишине. От этой безмерной несправедливости сжимало всю душу и сердце.
Как-то в один из дней очередного нашего укрытия в подвале к папе с просьбой спрятаться вместе с нами обратилась незнакомая таджичка. Казалось бы, ничего в этом необычного нет. Всем хотелось выжить. Однако она в разговоре сразу предупредила о том, что женщин и детей с ней много. Аж восемнадцать человек, трое из которых груднички! И это, наверное, тоже не самое страшное. Ужас заключался в том, что женщины сбежали из того самого горящего кишлака, их мужья там умирали, но не сдавались «юрчикам». Укрываясь от «бомбежки», они забежали в подъезд и увидали наше «укрытие».
Поняв, кто эти беженки, все находившиеся в убежище, застыли, как вкопанные. Чем грозило спасение родственников «вовчиков», понимали все. Риск был велик, а особенно для папы, хозяина этого «бомбоубежища». На какое-то время повисло тягостное молчание, нарушаемое лишь горестными всхлипываниями непрошеных «гостей»: ни в чем неповинных детей.
Но люди военные всегда стараются поступать по велению долга и совести. Заручившись всеобщей поддержкой, спрятав за скобки политические взгляды враждующих между собой группировок, таджичек с детьми разместили в третьей, самой отдаленной от входа, комнате. Во второй расположились все наши женщины с детьми, а в первой — доблестные мужчины, которые в случае возникновения вооруженного конфликта готовы были оказать сопротивление бандитам. О том, что кто-то находится в подвальном помещении, они могли догадаться по отсутствующему навесному замку на двери. Ведь если она закрыта, то не иначе как изнутри.
Стрельба вокруг дома началась сразу же, после того как замолчали градобойные установки. Кто-то из автоматчиков забежал в наш подъезд. Остановился у почтовых ящиков, дождался своих, и вот они уже все вместе побежали по лестнице. Тишина в подвале была такая, что дословно слышалось все сказанное ими. Грудные дети не плакали. Пошевелиться боялись даже собаки, находящиеся рядом с нами. Страшно было во сто крат, как-то по-особенному чувствовалось, что каждая минута могла стать последней. Но слава Богу, все обошлось, мы остались живы…
С наступлением сумерек стрельба в микрорайоне прекратилась и все потихоньку стали покидать уже ставшее родным «бомбоубежище». Женщины-таджички вместе с ребятишками, пережившими страх в этот день, поблагодарили моих родителей и короткими перебежками растворились в неприветливой темноте надвигающейся ночи…
Вернулись и мы в наш теплый, уютный родительский дом. Глядя на папу и маму, я в полной мере ощутила весь ужас драматичного и тяжелого времени: их головушки заметно поседели, они в одночасье стали старше своих лет… Но я точно знаю, что, доведись повториться этому случаю с местным населением, мои родители поступили бы так же: с риском для себя спасли жизни людей. Для них такие понятия, как «справедливость», «гуманизм», «мораль», — высшие человеческие ценности. Поэтому вне зависимости от того, кто к ним обратился за помощью: военный или гражданский, «свой» или «чужой», — они незамедлительно оказали бы содействие любому нуждающемуся.
Боевиков таджикской оппозиции, скрывающихся в том злополучном кишлаке, проправительственные силы все-таки обезвредили. Но впереди еще были годы братоубийственной войны…
В июне 1992 года боевые действия переместились из Душанбе в южные регионы Таджикистана. 19 июня представителями исламско-демократической оппозиции был создан Штаб национального спасения, который создал вооруженные отряды из сотрудников МВД, а также добровольческих формирований.
27 июня начался конфликт населения Вахшского района с переселенцами из соседних регионов. Этим воспользовались сторонники Набиева.
Они захватили местную радиостанцию, откуда сообщили о нападении на регион трехтысячного отряда исламистов-демократов, призывая жителей Куляба, Ленинабада и узбекское население Курган-Тюбе к сопротивлению исламистам. Начались бои, в которых погибло несколько десятков человек.
29 июня в Курган-Тюбе было достигнуто соглашение о прекращении огня, однако спорадические стычки продолжились. 1 июля из-за обострения ситуации на юге правительство приняло постановление об охране стратегических объектов в Таджикистане силами российской 201-й мотострелковой дивизии. В частности, российские военные были размещены в районе Нурекской ГЭС, Яванского электромеханического комбината, Вахшского азотно-тукового завода, на территории ряда объектов военно-стратегического значения. Также они осуществляли контроль над некоторыми участками автодорог, проходивших вдоль границы Кулябской и Курган-Тюбинской областей.
Вооруженные столкновения продолжались до 27 июля, когда противоборствующими сторонами было подписано соглашение о прекращении огня, начиная со следующего дня. Однако и данное соглашение было в скором времени нарушено, после того как у кишлака Сари-Пул сторонники правительства кулябского происхождения вступили в бой с оппозиционерами гармского происхождения. В конфликт вмешались вооруженные подразделения государств СНГ, дислоцированные в районе, а также силы милиции.
24 августа, в результате покушения, был убит генеральный прокурор Таджикистана Н. Хувайдуллоев, ленинабадец по происхождению. Это вызвало волну митингов на родине убитого, в Ленинабаде, а также в Кулябе. Митингующие резко осуждали правительство национального примирения. 31 августа участники оппозиционного движения «Молодежь Душанбе» совместно с беженцами из Курган-Тюбе и Куляба, захватили резиденцию президента Набиева, однако последний успел укрыться на территории гарнизона 201-й дивизии ОВС СНГ. Захватившие резиденцию взяли заложников, чтобы вынудить президента встретиться с ними, однако Набиев отклонил требования оппозиции. Заложники были отпущены.
В ответ на эти действия в Ленинабаде стали создаваться отряды «Национальной гвардии» из проправительствено настроенных ленинабадцев. 2 сентября депутаты Верховного Совета Таджикистана выразили недоверие Набиеву. В Курган-Тюбе собрались митинги в поддержку президента. Вооруженные участники исламистко-демократических партий взяли митингующих в кольцо и открыли огонь. Одновременно при поддержке техники исламисты захватили ключевые объекты в городе. В Курган-Тюбе началась резня, жертвами которой, прежде всего стали узбеки – переселенцы из Самарканда. Тысячи людей вынуждены были искать защиты у 201-й дивизии.
7 сентября Набиев попытался покинуть Душанбе и вылететь в Куляб, в котором не было исламистов, но был перехвачен в аэропорту сторонниками Верховного Совета. Только вовремя подошедшая бронетехника 201-й дивизии позволила предотвратить расправу. После этого Набиев был вынужден подать в отставку, а острый политический кризис в Таджикистане окончательно вылился в гражданскую войну, имевшую ярко выраженный клановый характер.
После отставки Набиева, его сторонник С. Кенжаев, занимавший пост председателя президиума ВС Таджикистана, бежал в Куляб, где занялся организацией собственных отрядов боевиков. Началась эскалация войны в республике. Объявив своей целью восстановление конституционного порядка в Таджикистане, кулябско-гиссарская коалиция объявила о создании организации Народного фронта Таджикистана. Его лидером стал прирожденный лидер Сангак Сафаров.
Уже в тот момент стало очевидно, что в стране началась гражданская война. Она затянулась на много лет и привела к гибели свыше 60 тысяч человек (по официальным данным правительства Республики Таджикистан).
Текст: Андрей МУСАЛОВ
Источник: vk.com
