С Гиви меня познакомил Моторола в августе 2014-го. Мы примчали к нему в полуокружённый Иловайск помогать «сомалийцам» отвоёвывать почти завоёванный ВСУ город.
Строго говоря, тогда ещё бойцы его «сомалийцами» не назывались, а были просто добровольцами из Народного ополчения Донбасса.
Однако абсолютно пиратский внешний вид — шорты, шлёпанцы, почти африканский фронтовой загар, замешанный на жгучем солнцепёке Новороссии с мазутом военной техники и гарью полыхающих домов, в руках ортодоксальные калаши — всё это придавало им действительное сходство скорее с сомалийскими пиратами, чем с «вежливыми людьми», на которых были похожи те же мотороловцы и стрелковцы в Славянске.
К слову, именно Моторола при первом контакте с «соседом», как позже станут говорить на донбасском фронте, придумал для Гивиных пацанов это прижившееся навсегда слегка ироничное именование — «сомалийцы».
Вместо того чтобы обидеться, остроумный Гиви сделал ход конём, и, когда в ноябре 2014-го пришла пора строить жёстко структурированную штатную армию ДНР, где подразделениям присуждались номера воинских частей и официальные названия, он как командир категорически настоял на том, чтобы его танковый батальон так и был объявлен в документах — как батальон «Сомали».
Большим генералам пришлось смириться с его скандальным и по-своему дерзким ультиматумом. Тогда «сомалийцы» официально вступили в войну в Донбассе — и в этом был весь Гиви.
Больше всего он ценил свободу — свободу распоряжаться своей собственной жизнью и жизнью подразделения. Он тяжело шёл на компромисс с вышестоящим начальством, когда задача или, наоборот, её отсутствие не соответствовали его принципам. При этом его нельзя было назвать неуправляемым. Сложным — да, неуправляемым — нет.
Приказы того же Захарченко, которого, как и вся республика, он считал своим Батей, Гиви выполнял беспрекословно. Потому что Захарченко и сам с ним вместе пропадал на передовой, делал вылазки в донецкий аэропорт в самый разгар боёв за воздушную гавань.
Его доверие завоевать можно было только так — в непосредственном бою, никакие звёзды на погонах у человека в самом высоком кабинете не производили на него ровным счётом никакого впечатления. Для него было важно нутро человека.
Часто в общении он был колюч и резок. Какое-нибудь безобидное суждение, которое могло выставить его батальон в каком-то неправильном, на его взгляд, свете, вызывало бурную реакцию.
Иной раз он со мной месяцами не разговаривал, а потом мог ни с того ни с сего позвонить и в своей фирменной слегка картаво-шепелявой манере, придававшей ему дополнительную харизму, прокричать в трубку: «Рыжий, за**ал! Ты где пропадаешь?» Как будто и не было никакой ссоры, к теме той беседы мы больше никогда не возвращались.
Будучи жёстким во многих вопросах по службе, он тем не менее был болеющим за своих пацанов командиром. Я уже молчу о беспрецедентных примерах личного мужества, которые вдохновляли бойцов (кадры, где Гиви не моргая и железобетонно курит сигарету под «Градами», мало кого оставляют равнодушными).
Его нет с нами шесть лет. Подразделение уже прожило большую часть своей фронтовой жизни без него.
Однако слава об искромётной отваге, фантастических подвигах и аномальной эффективности штурмового батальона имени Михаила Толстых затмевает сегодня, в ходе СВО, едва ли не все остальные подразделения русской армии. Во многом это безусловная заслуга Байкота — командира, подхватившего его знамя, и, конечно, в первую очередь того костяка, который выковывался и закалялся в боях под командованием Гиви.
Царствие Небесное, комбат!
Пацаны тебя не подвели!
Источник: vk.com
