Война в Донбассе идет уже дольше, чем продолжалась Великая Отечественная. В 2014 году с новостных лент не сходили имена и позывные лидеров ополчения, ставших знаковыми фигурами для множества людей в России и на Украине. Но война день ото дня снимает свою страшную жатву. Сегодня из тех, кто встал на защиту родного края четыре года назад, мало кто остался в живых.
Создатель легендарного батальона «Восток», председатель общественного движения «Патриотические силы Донбасса» Александр Ходаковский с позывным «Скиф» давно не давал интервью. Он сделал исключение для Федерального агентства новостей, встретившись с нашим корреспондентом и откровенно поговорив на темы, волнующие каждого жителя ДНР и ЛНР.
— На презентации фильма Алены Полуниной «Своя республика» вы сказали, что бойцы, которые сейчас находятся на передовой, ждут мира. Философы заметили бы, что мир никогда не приходит сам по себе, а является результатом войны. То есть мир приходит всегда на условиях победившей стороны. Какого же мира, на ваш взгляд, ждут в Донбассе?
— Самое главное, что нужно понять: люди на передовой ждут мира не на условиях поражения. Для них мир будет приемлем, только если они будут уверены, что все их невзгоды на этой войне, все понесенные потери будут компенсированы достижением какого-то результата.
Здесь сложность в том, что для одних этот результат может быть достигнут устойчивым перемирием. А тех, у кого земля и могилы остались на той стороне, кто был вынужден уйти вместе с нашими отступающими подразделениями на территорию, удерживаемую нами, устроит только такой мир, который позволит им вернуться. Это очень острая проблема.
Мы, конечно, можем попытаться адаптировать таких людей, в чем-то их убедить, но любая пустая риторика будет воспринята ими очень неоднозначно. Большинство людей, которые вышли с той стороны: из Дружковки, Краматорска, Славянска — не согласятся с предложенной риторикой, и вопрос поэтому остается открытым.
— Каким вы видите будущее Донбасса? В составе Украины на правах некой автономии? В качестве независимых государств? Или в составе России, о чем сейчас говорят многие? С учетом того, что уже пролилось столько крови.
— Если бы я был представителем рядового состава и не нес на себе той ответственности, которая на мне лежит, я мог бы рассуждать в неких ура-патриотических категориях — какими-то желаниями, «хотелками». Но сколько бы мы ни заявляли о желании быть в составе России, это будет реализовано только в том случае, если Москва сочтет такой вариант возможным. Это — односторонняя ситуация.
Я думаю, что сейчас лучше поступить по евангельскому принципу: «Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем». Мы начинаем понимать, что все наши расчеты на перспективу — не оправдываются. Надо исходить из реально существующей обстановки. А она состоит в том, что, во-первых, Россия на сегодняшний день по политическим соображениям не готова принимать нас в свой состав. Во-вторых, никакой перспективы с имеющимся потенциалом двинуться вперед и выйти хотя бы на границы областей мы тоже не имеем.
— Как бы вы, в таком случае, охарактеризовали текущее положение?
— Мы зависли в состоянии безвременья. Мы не можем отказаться от задач, которые перед собой поставили, но по объективным причинам не можем их реализовать. Единственное спасение Донбасса в рамках этой логики состоит в попытке законсервировать какие-то планы, надежды, расчеты и не думать о том, что будет завтра. Сегодня самое главное — не сдать, не проиграть, не уступить ничего, не поддаться пораженческим настроениям, не лишиться мобилизационной готовности. Сохранить, законсервировать это все. А потом, когда наступят изменения конъюнктуры в нашу пользу, мы с сохранившимся потенциалом будем способны к продуктивной работе.
Действительность говорит нам о том, что у нас на сегодняшний день нет никаких оснований прорисовывать контуры завтрашнего Донбасса. К сожалению, мы имеем, что имеем. И это — наша постоянная душевная боль, ведь мы ожидали других результатов. Но оказалось, что цели и задачи, которые мы ставили перед собой, недостижимы. Мы не можем игнорировать некоторые объективные факты.
— Что вы имеете в виду?
— Одна из причин состоит в том, что 2014 год был неоднозначным, и есть много всего, что было тогда скрыто за официальной пропагандистской риторикой. В том числе и то, что у украинской армии было подавляющее превосходство. Несмотря на наши конкретные тактические успехи, они сумели перегруппироваться. В конечном итоге, мы бы проиграли, это — объективная реальность. Только политическое вмешательство России, взятие ею на себя определенных гарантий, позволило состояться ДНР и ЛНР, не дало Украине окончательно смять нас вплоть до российской границы.
Человек, который сидел в окопе, видит происходящее по-своему. Но тот, кто смотрел на ситуацию с высоты птичьего полета и понимает тенденции, которые разворачивались у нас, понимает и то, что наш потенциал не поспевал за уже готовым потенциалом Украины. У них уже была авиация, была артиллерия, были экономические возможности.
— А у защитников Донбасса какая ситуация была на тот момент?
— А мы это все создавали с нуля! Нам приходилось решать двойную задачу: мобилизовывать население и вооружать его, обеспечивая всем необходимым. То есть создавать полноценную армию. Мы в любом случае находились в проигрышном положении. И без политических договоренностей, которые мы сейчас критикуем из-за их бесперспективности, мы не смогли бы сохраниться.
Россия дала понять, что с этого момента дальнейшее продвижение украинских войск будет чревато ее вмешательством, в том числе посредством силового ресурса. И это было понятно — процесс подписания соглашения в Минске с участием всех заинтересованных президентов занимал 16 часов. Шло согласование позиций, это был тяжелый процесс — не только в плане физических затрат, но и тех ставок, которые делались в тот момент.
А ведь формировалось очень многое — будущее и России, и особенно нас как основных бенефициаров этой ситуации.
— Какова ваша личная позиция как человека, вовлеченного в этого конфликт? Что вы можете лично для себя принять — где должен быть Донбасс?
— Донбасс должен быть с Россией — в любой форме интеграции. Я готов пойти на технические уступки: для меня форма не имеет принципиального значения. Донбасс, по сути, должен быть с Россией и в составе России. Пусть он числится как независимое государство, но при этом все, что Донбасс имеет, должно быть связано с Россией во всех взаимосвязях, которые только существуют.
Я готов смириться с тем, что формально мы даже будем непризнанным государством. Но если мы останемся с Россией и на одном пути с Россией, тогда я буду считать, что результат меня удовлетворяет. Я готов считаться с тем, что какие-то объективные политические или иные причины могут не позволить России взять нас в свой состав. Но если я буду видеть тенденцию к более глубокой интеграции Донбасса в Россию, значит все наши усилия и все принесенные нами жертвы оказались не напрасны.
