Митинг в поддержку жителей Донбасса прошел в среду в центре Берлина у Бранденбургских ворот. В нем приняли участие жители и гости немецкой столицы, представители общественных организаций, а также Анна Тув – жительница Горловки, врач-реабилитолог по образованию и хирургическая медсестра по профессии, а в настоящее время – беженец и волонтер.
В 2015 году в ее дом в поселке Короленко в Горловке попали снаряды, которые уничтожили всё имущество и убили мужа и старшую дочь 11 лет. Сама Анна лишилась левой руки. Ее младшие дети – двухлетний сын и новорожденная девочка – получили ранения и контузию.
"Сегодня я выступаю на митинге, а завтра принимаю участие в конференции в Берлине. Я смогу там выступить, рассказать о 120 погибших детях Донбасса, это официальные данные с 2014 года. Я привезла все их фотографии. Еще я представлю книгу, которую написал итальянский журналист и писатель Энрико Винья, она называется "Под бомбами", она посвящена жизни наших детей в Донбассе в период конфликта", — рассказывает Тув, стоя возле большого плаката, на котором наклеены детские фотографии.
"Цель моих поездок – прекратить обстрелы жилых кварталов. Режим прекращения огня не соблюдается. Есть доказательства, что это делает украинская сторона, например, обстрел моего дома ВСУ зафиксирован в ОБСЕ, есть баллистические экспертизы. Нужен какой-то информационный прорыв. Здесь люди не знают о происходящем", — считает Тув.
Начало войны
Анна Тув жила в Горловке с мужем и детьми. Летом 2014 года там начались боевые действия украинской армии – в панике семья Тув немедленно покинула город вместе со многими другими жителями.
"Тогда, в первые месяцы, больше всего людей погибло, детей. По Горловке стреляли реактивными снарядами из систем "Град". Все центральные улицы были полностью разрушены, у нас в поселке Короленко осталось, может, пять жилых домов. Не было света, воды, не ходил транспорт. Мы уехали на четыре месяца в Крым, в Николаевку. Я работала на двух работах, по 18 часов в сутки, а муж вернулся назад. Дом могли сжечь, разобрать по кирпичу, если бы мы его бросили. У нас там хозяйство большое было", — рассказывает она.
Месяцы в Крыму
Жить в Крыму с двумя детьми становилось все труднее. По профессии Анна Тув устроиться не смогла, работала барменом и мыла номера в гостинице. Этого хватало на еду и оплату номера в пансионате, где они жили. В Крыму было много беженцев, там царила паника. Дочка Катя, которая весь день ухаживала за грудным братом Захаром, плакала и просилась домой. В августе, когда активная фаза конфликта пошла на спад, были заключены минские соглашения, и семья вернулась обратно.
"Я просто испугалась. Муж приезжал и уговаривал вернуться. Я не выдержала. Дома все было: мясо, молоко, яйца. Дома все было хорошо, семья прекрасная. Нужно было или разрушить все это, или вернуться. И я попросила мужа забрать нас", — рассказывает женщина.
Семья вернулась
После возвращения Анна Тув забеременела. Дочь Катя пошла в школу, сын Захар — в садик. В Горловку стали возвращаться беженцы. В сентябре-октябре 2014 года все было спокойно, а потом опять начались обстрелы. Дети ходили в школу с бейджиками на одежде, где были написаны фамилия, имя, группа крови — на случай, если ребенка ранят или убьют, чтобы найти родителей или кровь перелить.
"Но уезжать мы не хотели. Некуда было, и устали мы. В России у нас никого нет, хотя мама у меня, например, родилась в Курской области, но потом семья сразу в Горловку переехала. Устали бегать по ночам в погреба прятаться, люди настолько устали, что они в бомбежку спали, нужно было будить соседей. Только собаки начинали ямы рыть, когда бомбежка начиналась… Мы перешли спать в коридор, под несущей стеной, ложились все на пол. Когда я родила Милану, мы почти сразу уехали домой – начался сильнейший обстрел, а дети дома оставались одни", — рассказывает женщина.
Это было в начале мая, а 26-го числа во время обстрела украинской армией Горловки муж и дочка Анны Тув погибли, двухлетний ребенок получил множественные осколочные ранения, девочку двух недель от роду контузило.
Из Горловки в Донецк
Сразу после похорон Анну и ее детей вывез в Донецк добровольческий батальон "Ангелы". У сына Захара начались осложнения после ранений, он перенес несколько операций. Снаряд попал прямо в детскую, малыши получили сильнейшую контузию. У самой Анны было сломано правое плечо, левая рука по локоть ампутирована, разрывы барабанных перепонок. В Донецк в областную травматологию они прибыли в ночь сильного обстрела, туда одновременно стали привозить раненых, все врачи, пол и стены в "приемнике" были в крови. Больница находилась в пяти километрах от аэропорта, и через две недели Анна Тув попросила выписать ее, перешла с детьми на дневной стационар.
"У нас был сильный "взрывной синдром", то есть мы сильно пугалась громких звуков, а там постоянно грохотало. Переехав в город, я ходила на перевязки, потом мы попали под обстрел на улице, дети были в коляске. Мы добежали до бомбоубежища и провели там двое суток. Меня не могли уговорить выйти оттуда. У сына истерика начиналась при виде открытой двери. Потом военные достали нас и перевезли на Заперевальную (улица в Донецке — ред.). И мы там жили все лето. Волонтеры нам помогали. Мне декретные деньги стали платить, пенсию оформили не сразу – документы пришлось восстанавливать. Мама, я и двое детей. Привезли нас в одних майках и трусах, но нас одели такие же мамочки, отдали одежду, россияне присылали посылки с помощью, немцы. Принесли кастрюли, ложки, вилки", — рассказывает женщина.
Операция и Россия
В Донецке история Анны Тув стала известна благодаря местным СМИ. Затем она познакомилась с итальянским журналистом Элизео Бертолази, дала ему интервью, которое было опубликовано на Западе. Итальянская ассоциация по спасению детей Донбасса договорилась с медицинским центром в Будрио о проведении операции по протезированию левой руки. Центр выставил счет, и ассоциация собрала деньги – 25 тысяч евро. Но вывезти Анну из Донецка в Италию не представлялось возможным – она не могла получить украинский загранпаспорт.
"Меня вывез из Донецка российский волонтер, который возит туда гуманитарную помощь на собственной 20-тонной машине. Он забрал нас из погреба, где мы сидели, пережидая обстрел, и вывез – 10 человек, живем все у него в доме в Подмосковье. В России я получила статус беженца, смогла оформить себе и семье проездные документы", — говорит женщина.
Операцию в Будрио ей сделали в январе-феврале 2017 года. Реампутации, то есть дополнительного удаления части руки, удалось избежать. У Анны Тув стоит бионический протез.
"Мы вернулись в Подмосковье, собираемся подавать на гражданство. Захар в логопедический садик пошел, у него проблемы с дикцией после психологической травмы. С марта я получаю российскую пенсию по инвалидности и надбавку за детей. Мама получает пенсию. Я хочу работать. Я после всего хотела воевать идти, но меня не взяли. Поэтому я решила бороться с помощью информации. Не могу я оставить все так, пока не будет наказан последний человек, участвовавший в убийстве этих детей. Только информация спасет их", — говорит Анна Тув.
"Кати нет уже два года, а ее школу дважды за это время из миномета разбивали до фундамента. У нас нет ни одной не простреленной поликлиники, у нас пожжены все церкви. У нас был обстрелян роддом, 10-дневный ребенок погиб от осколочных ранений. Котельные расстреляны, пункты раздачи гуманитарной помощи. Как во времена СС, "Галичины" и УПА (запрещена в РФ) они расстреливали поляков, евреев и армян, также нас истребляют только за то, что мы русские. Они спокойно заявляют по телевизору, что четыре миллиона "лишних людей" ходят на востоке Украины, что их надо уничтожить, что мы – как раковая опухоль. Люди не нужны, нужна территория. Сами украинцы плачут и говорят: когда это все закончится?", — говорит она.
Чтобы не было войны
Осенью 2015 года Анна Тув подала иск в Страсбургский суд на украинское государство "по факту убийства семьи и разрушения дома". Ей пришло письмо, что жалоба принята к рассмотрению.
"Мы ждем поддержки. Мы хотим, чтобы немцы задали вопрос – почему? Скажем, в Европарламенте. Почему тысячи человек погибли, а весь мир закрывает на это глаза? Почему весь мир молчит, а нас расстреливают, как в тире? Сейчас объявлено "хлебное перемирие" — пятое по счету. Мою семью убили тоже в перемирие. Мы жили своей жизнью, мы ни в ополчении не были, ни на митинги не ходили, мы воспитывали детей и растили кур и свиней. Своей жизнью жили, плохого слова никому не сказали. Сейчас я говорю, а как молчать, когда твою девочку взяли… Полковник Виктор Юшко, командир бригады, получил приказ от Нацгвардии и руководил тем обстрелом. Он решил, что ей больше жить не надо", — говорит она.
"У меня подружка троих спрятала в ванную, потому что погреба не было, и в ванную попал снаряд. Всех детей разорвало в клочья. И таких ситуаций у нас сотни. Но у родителей нет сил говорить. Меня спрашивают: "Как ты можешь говорить?". Я понимаю, что это единственный выход, чтобы спасти жизнь остальным. Для этого я здесь", — говорит она.
"Я сейчас с вами здесь говорю, а там умирают люди. И они мне пишут, раньше они Лизе (Елизавета Глинка, российский общественный деятель, врач и правозащитник, погибла 25 декабря 2016 года в катастрофе под Сочи — ред.) писали, а Лиза умерла – они мне пишут: "Аня, что нам делать? У нас покалеченные дети, они ранены, им нужны операции, их нужно вывозить". Мы продавали книгу "Под бомбами", средства отправляли раненым. Сейчас договорились с парламентариями Сан-Марино, чтобы вывезти детей из зоны соприкосновения хотя бы на каникулы. Я выступаю в газетах, на телевидении, чтобы люди хотя бы имели представление, слышали правду. У нас четырехлетние дети знают, от каких снарядов какие осколки, отличают звук взлета и звук посадки самолетов. У них спрашиваешь, что им на праздник подарить, они хотят одного – чтобы не было войны", — говорит она.
Источник: ria.ru
